Токсичная благотворительность

12 января Лидия Мониава написала очередной пост о своей жизни с Колей. В нем она рассказывала, как мальчик едва не умер, как его сатурация достигла критических значений и объясняла, почему не стала вызывать скорую помощь.



В комментариях Мониава развила свою мысль, объяснив, что сама может оказать ему реанимационную поддержку, не считает нужным уделять внимание тяжелобольному ребенку в ущерб своему сну и что предпочитает звонить и консультироваться с врачами хосписа.




14 января Сталина Гуревич сообщила в своем ФБ, что написала обращение в Органы опеки и попечительство с просьбой проверить условия проживания Коли и провести беседу с опекуном о соблюдении нематериальных прав ребенка. Речи об изъятии или каком-либо наказании для опекуна в этом заявлении не шло, профилактическая беседа это мера реагирования, но никак не наказания. К любому из нас в принципе могут прийти из опеки и ИДН и поговорить о воспитании и обучении наших детей.



Лидия Мониава практически мгновеннно оповестила подписчиков о низком коварстве доносчицы и встала в привычную и родную позу травимой и гонимой жертвы.



И понеслось. СМИ тут же рассказали всему миру об очередном доносе на Мониаву и "ее сына". Каким образом ребенок, оформленный то ли в приемную семью, то ли под опеку стал вдруг "сыном", при том, что сама Лидия многократно подчеркивала, что ему не мать, мне не ведомо. Воскресший Бабченко и вовсе восславил ее за "усыновление", попеняв за поездку в Крым и сотрудничество с властью.
Интереснее другое.

Как учили меня старшие товарищи, если не хочешь получить обвинения в ангажированности - обязательно дай позицию второй стороны. Хоть скрином, если они тебя матом посылают, хоть строчкой "отказались от комментариев".
Но все СМИ, писавшие о доносе, опирались только на слова Лидии Мониавы. Ни одно не привело текста заявления Сталины, хотя узнать его - два клика мышкой Фейсбуке. Остается только догадываться, почему никто из журналистов не рискнул дать возможность читателям своего издания самостоятельно сформировать мнение о заявлении Сталины и эмоциональной реакции на нее.





Сетевой скандал тем временем развивался по своим законам. Поклонники Мониавы обменялись технологией жалоб на аккаунт и успешно заблокировали страницу Сталины Гуревич. Другие адепты пошли дальше и решили обсудить возможность наказать Гуревич через адвокатскую палату Гуревич за требование соблюдать неимущественные права несовершеннолетнего. Действительно, а чего этот она ведет себя так плохо и отвратительно. Ну и не можешь возразить оппоненту — заткни ему рот.




Я напомню, что обращение в ООиП это единственный законный способ реакции на любую информацию о действиях в отношении ребенка, который вообще существует. Еще можно в СК писать, если речь о преступлении. И уже сотрудники этих служб сами пообщаются с законными представителями детей и выяснят, насколько обоснованно заявление, есть ли риск для ребенка, стал ли он жертвой преступления или преступного небрежения.

Еще я напомню, что судебная практика в столь любимых Лидией Игоревной Европе и Америке говорит нам, что инста-мамы, поднимающие блог за счет фотографий и бытописаний жизни со своими детьми должны полученные за счет монетизации блога деньги не на гуччи и благотворительность тратить, а класть на личные счета детей до их совершеннолетия. Если этого не происходит - это повод для вмешательства соцслужб. Эксплуатация несовершеннолетних запрещена, даже если они очень даже за побыть таранами общественных изменений.

И да, юридически это конфликт интересов несовершеннолетнего и его законного представителя. Забрать ребенка не заберут, но и грабить его не позволят.

Так же напомню, что в Германии не так давно один киндер 16 лет от роду выиграл у родной мамы процесс по поводу ее Инсты. Суд постановил, что все записи с фотографиями ребенка и с рассказами о нем должны быть удалены. В итоге от Инсты не осталось почти ничего, вопрос, сколько мама должна за использование образа детки, обсуждается.

И, судя по всем, именно требование соблюдать тайну личной и частной жизни Коли и вызвало такое возмущение у госпожи Мониавы. Если нельзя писать, как меняешь памперс на ветру и выкладывать фотографии умненьких глазок, то о чем еще писать? Делиться с поклонниками технологией ведения журналов строгого учета, что ли?

Темы вызова скорой я не касаюсь намеренно. Лидия Игоревна отлично знает, что закон позволяет человеку без медицинского образования строить из себя кретина при даче объяснений в органах. Медик обязан знать, когда пора вызывать скорую, его этому учили. С простого гражданина спроса нет. Достаточно вспомнить дело Юлии Миковой. Если бы не общественный резонанс, полицейские вполне бы удовлетворились объяснениями, что она хотела дочери только добра и просто недостаточно критично оценила тяжесть ее заболевания.

Так что журналистка может сколько угодно играться в реаниматолога, назначать и отменять препараты, слушать крики боли и измерять сатурацию. В случае смерти подопечного ей ничего не будет. И никаких "корочек" для подтверждения своей квалификации как специалиста в паллиативной медицине даже на уровне медучилища она получать не пойдет. Там, где медсестру посадят, журналистка отделается легким испугом. Кстати, в этом же секрет найма хосписом нянь без профильного образования.

Как ООиП и Департамент ответят на заявление Сталины Гуревич? По-моему, это очевидно. Бодро отрапортуют,что никаких нарушений они не нашли. Причем, возможно, даже без выхода в адрес, ограничившись изучением страниц героев в социальных сетях. Недаром Начальник Управления информационной политики и коммуникаций Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы Наталья Цымбаленко уже написала у себя на странице, что в последнее время опеку часто используют, чтобы насолить оппоненту. И как доказательство этой гнусной практики привела как раз скрин поста Мониавы с обвинениями в адрес Сталины Гуревич.

Сборы на Золгенсму это одни из самых грязных, непрозрачных и манипулятивных сборов, которые я вообще видела за свою сетевую жизнь.

1. Золгенсма это не "один чудесный укол". Если посмотреть закрытые сборы и детей, получивших Золгенсму в последние месяцы в России, они стройными рядами идут за Спинразой и Ридсипламом. То есть сперва надо вложить 2 млн долларов на Золгенсму, а потом - по 125 тысяч за каждую инъекцию Спинразы.
2. От Золгенсмы отваливается печень. У некоторых детей с концами.
3. Утраченные моторные функции не восстанавливаются.

4. Чудеса с закрытием сбора под бой курантов это всегда рукотворные чудеса. Информация о реальных суммах просто придерживается до нужной даты, благо выкладывать выписки по счету Инстаграм не требует, а в ВК семьи собирают крайне редко.
5. Родители практически никогда не закрывают счета по окончанию сборов, так что метод "остаточных поступлений" в этих сборах используется во всю. Реальные собранные суммы неизвестны по определению.
6. Озвученные "излишки" семьи оставляют на дальнейшую реабилитацию. Примерные суммы? По моим подсчетам, еще одного ребенка точно было бы можно спасти. Но своя рубашка всем ожидаемо ближе к телу.

Ну и о конкретике. Точнее, о бабле.
Сбор Ады Кешишянц.
Сбор начат в начале прошлого года. Родители не стали размениваться и сразу написали в своей оферте для частного сбора на частные счета что все деньги, которые останутся после покупки Золгенсмы пойдут на дальнейшую реабилитацию Ады.
На сайте так и было написано: "в результате сбора сумма Пожертвований превысит сумму, указанную в п.2.4 Договора, Благополучатель направляет средства на реабилитацию Благополучателя". Возникает вопрос: как в результате сбора сумма может превысить 2,125 млн долларов (или 2,400 млн, если лечение будет в США), если предполагалось, что сбор будет закрыт сразу по достижению заветной цифры? И где можно будет узнать сумму пересбора? В какой валюте, по какому курсу она будет озвучена, если вообще будет? Вопросы, разумеется, исключительно риторические. Нигде и никак не узнать.
Ну и бог с ними, это дело между ними и их жертвователями, в конце концов.


Сумма, достаточная для начала введения Спинразы, на счетах родителей была в апреле прошлого года. Они решили судиться за ее получение (и выиграли дело в Европейском суде) и параллельно продолжать собирать на Золгенсму. Почему не ввести Спинразу? Как говорила мама в интервью Медузе: "Мне ежедневно приходится объяснять разницу между «Золгенсма» и «Спинразой». «Спинраза» не лечит — это поддерживающий препарат. А «Золгенсма» — это один волшебный укол." Решение спорное и вызывающее вопросы. Разнообразия ради, звучащие как: "а есть ли у родителей доступ к их собственным счетам, точно ли они сами принимают решение рисковать своим ребенком и распоряжаются собранными средствами?"
К сожалению, задержка с получением препарата оказалась для ребенка фатальной. Состояние девочки резко ухудшилось, так что к моменту вынесения решения Ада нуждалась в постоянной респираторной поддержке и находилась на ИВЛ, в коме. Противопоказанием для ввода Золгенсмы, если что, является нахождение ребенка на респираторной поддержке более 16 часов в сутки. Ну и ни одна буржуйская страховка такого лечения не одобрит, потому что тратить 2 млн долларов чтобы вечно поддерживать жизнь человека на ИВЛ и без сознания дураков нет.


Через два месяца после получения решения суда, в июле, ребенок наконец получил Спинразу и стал ждать окончания сбора на Золгенсму.
30 октября Аду перевезли из реанимации Ставрополя в Москву.


7 ноября 2020 года сбор на Золгенсму был закрыт.
Деньги распределились следующим образом.
225 тысяч долларов лежат на счетах американского фонда.
12 миллионов на счетах Милосердия.
Остальное на счетах родителей. Сколько? А вот это неизвестно.

Изначально к сбору была заявлена сумма в 187 млн рублей. Региональные журналисты в своих публикациях округлили ее до 190 млн. Последний раз сумма к сбору в рублях озвучена 29 апреля. На тот момент, если верить "звездочке" в Инстаграм, было собрано 37, 516 млн. из необходимых 187 млн. рублей. 1 мая впервые появляется сумма к сбору в долларах: 2,125 млн долларов., из которых собрано 42 535 588 рублей. Изменение суммы родители объяснили решением вводить Золгенсму в России из-за пандемии ковида. Услуги американской клиники стали не нужны, это позволило сэкономить около около 275 тысяч долларов. Курс Центробанка на 1 мая - 72,72 рубля за доллар. То есть в рублях сумма к сбору стала 154 530 000 рублей.

Теперь в "отчетной" звездочке писали сумму к сбору в долларах, а собранную сумму в рублях. Так продолжалось до 24 сентября. На тот день со слов сборщиков, было собрано 132 744 904 рубля из 2 125 000 долларов. 24 сентября курс ЦБ был 76,35, то есть было собрано 1 738 636 долларов.



С 1 октября семья решила считать и озвучивать жертвователям собранную сумму только в долларах из-за резкого падения курса рубля, в этот же день родители сообщили, что на "американский фонд" было переведено 225 тысяч долларов неизвестными благотворителями. Таким образом, в первой "долларовой" звездочке жертвователям сообщили, что собрано 2 032 811 долларов из необходимых 2 125 000 долларов.

Российские жертвователи продолжали переводить деньги в рублях, российские фонды, помогавшие семье, вели отчетность тоже только в рублях. При этом курс, по которому проводилась или планировалась конвертация собранных средств, не был озвучен ни разу. То есть понять, каков реальный объем пожертвований, сколько собрано за день, неделю и месяц стало окончательно невозможно.

7 ноября семья объявила о закрытии сбора. Если исходить из курса ЦБ в 78,45, семьей было собрано 166 706 250 рублей.

Но, учитывая выбранный метод ведения отчетности и полное отсутствие каких-либо документов, мы можем только предполагать, сколько всего реально было собрано.

А вот дальше начинается самое интересное.
Во время сбора крупных сумм владельцы счетов всегда переводят собранное на так называемый "безопасный счет", данные которого в сети не светятся, чтобы не облегчать работу мошенникам. В принципе, счет может быть как и текущим, чтобы быстро снять деньги, когда будет собрана нужная сумма, так и депозитным, если сбор предполагается долгим.
Все мы знаем, что на банковский счет начисляются проценты. Сборы на золгенсму длятся от полугода даже при наличии мецената. Годовые ставки по трехмесячным депозитам в рублях сейчас около 5%, я посмотрела.
Я понимаю, что в приличном обществе задавать родителям вопрос: "зайчики, а сколько денег вы процентами по вкладу получили" сугубо неприлично, но я общество неприличное, так что этот вопрос задам.
Вот Ада, сбор которой закрыт 7 ноября. На счетах родителей, если считать по курсам ЦБ, должно было быть около 150 миллионов рублей. Ада лежит в больнице на ИВЛ без сознания и ждет лечения. Деньги лежат в банке. На деньги начисляются проценты. Проценты начислялись и до закрытия сбора, например, в апреле было собрано уже около 40 млн. рублей.
И вот проценты на собранное это доход семьи, да? А сколько их? И почему их нельзя перечислить во спасение других детей, собирающих на Золгенсму или на иное лечение.

Ну а тему, этично ли собирать 2 млн долларов одному ребенку в моем ФБ обсудили еще год назад, не вижу смысла повторяться. В конце концов, тема "почему родители не хотят работать за жалкие 30 тысчч в месяц" и "как они распорядятся 100 млн рублей, остающимися на счету после лечения волшебной З" куда как интереснее и перспективнее.

Для истории.
Про вырванные страницы из пронумерованного журнала мне особенно понравилось. Но, думаю, каждый найдет, чем восхититься.
Комментировать это я не вижу смысла, как и обсуждать технику "сделаем вид, что это у нас стратегический план, мы просто планировали менять учет и на своем примере показали, как мерзки доносчики и как он сложен".
Замечу лишь, что у кого попроще за такое была бы уголовка, наворотили они все это за месяц работы и год подготовки к получению лицензии (в том числе обучения персонала) и до самого последнего момента выдавали это богатство за незначительные помарки в журналах учета.

Двойные стандарты и другие актуальные методы в борьбе за справедливость

Часть первая
Часть вторая
Часть третья

Заговор молчания

Когда главврач хосписа Григорий Климов всерьез пишет, что я потенциально могу быть тем самым доносчиком, предварительно меня забанив, он отлично знает, что делает. Формулировка "потенциальный доносчик" универсальна. Действительно, раз есть пальцы и компьютер, могла им стать, почему нет. Возвращаю комплимент. На мой взгляд, Григорий Климов вполне может предаваться разврату в обществе развязных юношей прямо на своем рабочем месте среди маяков, рынд и фикусов. Может, он и заявление написал? В хосписе тоже есть компьютеры, у главврача — пальцы, а преследуемым хорошо подают. Кстати, в своем интервью "Новой газете" Григорий Климов утверждает, что лицензия на работу с наркотическими лекарственными препаратами хосписом получена за 27 дней до проверки. "Коммерсант" пишет, что проверяющие появились в хосписе 27 октября. По данным сайта Россздавнадзора, лицензия БМЧУ "Детский хоспис" выдана 7 сентября 2020 года. Неразбериха в датах порождает сомнения в искренности людей, ставших, по их словам, жертвами произвола.

Исторически сложилось, что в России участие в благотворительной деятельности имеет легкий налет фрондерства. В итоге любая критика вызывает реакцию "наших бьют" и даже самые мягкие возражения воспринимаются как покушение на единство сектора и попытку помешать делать добро. Я видела, как людям, написавшим даже не в СМИ, а на своих страницах, что происходит что-то не очень хорошее, пеняли памятью Галины Чаликовой и призывали отказаться от самой идеи критики действий директора по развитию хосписа "Дом с маяком".

Есть такое понятие — медийный вес. У комментария в социальной сети он практически нулевой, у сюжета в новостях Первого канала огромный. У человека, имеющего доступ к СМИ, всяко больше возможностей продвинуть свою информационную повестку, чем у простого пользователя. Невозможно затравить в социальных сетях президента, даже если ему в голову придет блажь читать комментарии к официальным страницам Кремля. Похожие процессы мы наблюдаем и вокруг Лидии Мониавы. Десятки статей в защиту травимой и гонимой, интервью с вопросами, как же она справляется с негативом — и пальцев руки хватит пересчитать критических текстов. Только одно федеральное издание решилось напечатать некомплиментарный материал о ситуации. Но и в нем не упомянуто никаких имен (
Мальчик-инвалид в классе: добро бывает токсичным).
Читателю предстоит самому догадываться, какая история вдохновила автора.

Где же проходит граница допустимого? Можно ли обсуждать посты директора НКО о его жизни с ребенком в негативном ключе, если он сам намеренно использует эти истории как пример для начала общественной дискуссии? Допустимо ли использовать информацию из них для написания заявлений в органы опеки, полицию, следственный комитет, департамент образования? Когда в 2011 году блогеры обратились в Следственный комитет по поводу смерти ребенка Юлии Миковой, они использовали информацию из постов женщины в сообществе solo_rody. Но обычная мама Юля Микова не была сотрудником или учредителем НКО. На нее заявлять не возбранялось?

Позволительно ли подавать на НКО в суд и выступать в качестве истца? Или подавать-то можно, но выигрывать дело не стоит. Это помешает людям делать доброе дело. А писать о таких историях без тени сочувствия к НКО и общественным деятелям можно? Или это тоже оскорбительно, недопустимо и рушит общественный порядок.

Или же позволено все, но только если НКО плохие, негодные, мошеннические. Если же хорошие - то это совершенно омерзительно и аморально. Но как отличить одни от других, отделить агнцев от козлищ, если вокруг заговор молчания?

Новый дивный мир

Что ж. Пока все говорили о добре, социальных НКО и их важной роли в жизни социума, сотрудничестве и кооперации, роли государства в поддержке общественных инициатив, третьем секторе и его вкладе в экономику, у нас успел вырасти и сформироваться слой людей, твердо уверенных в своей неприкосновенности. Депутатов защищает закон, олигархов — деньги, знаменитостей — талант. Этих людей — статус благотворителей и общественных деятелей, хотя фактически помогают не они: покупают лекарства старикам и оплачивают нянь в больницах не они, а простые жертвователи. Организация работы НКО — огромный труд, но это точно такая же управленческая работа, как на заводе, в школе, в больнице или сельхозпредприятии. Никто публично не восхищается тяжелой долей директора по развитию свечного заводика или главного агронома. Сотрудниц собеса не спешат хвалить, они не волонтеры, хватит с них и копеечной зарплаты. Современных же менеджеров от благотворительности подписчики их страниц в социальных сетях канонизируют уже при жизни. И они начинают искренне верить, что стоят выше закона. На них нельзя жаловаться, нельзя осуждать, нельзя публично критиковать. Порядочные люди, исповедующие европейские ценности среди русской дикости и косности, не должны заявлять в полицию, писать в органы опеки и обращаться в Следственный комитет. Так делают только потомки подлецов.




Нельзя так нельзя. Как журналисту и блогеру, мне бы очень хотелось иметь список общественных деятелей, в чей адрес недопустимо негативно высказываться, писать журналистские запросы и просить проверить их деятельность. Да и заодно посты про кого писать не стоит, они же "делают много хорошего". Вдруг я опять невольно задену чьи-то нежные чувства, когда опишу схему построения сборочного текста, вскользь отмечу манипуляцию фактами или игру на чужих страхах. Раз в обществе есть священные коровы, мы должны знать их поименно.

Двойные стандарты и другие актуальные методы в борьбе за справедливость

Часть первая.
Часть вторая.

Доносчики и святые

Похожая манипуляция общественным мнением имела место в Петербурге весной этого года. Разве что в бедах оказались виноваты не доносчики, а бывший сотрудник НКО.
Правозащитник Динар Идрисов выиграл суд по увольнению у Благотворительного Фонда помощи осужденным и их семьям, больше известного как "Русь сидящая". Суд постановил выплатить заработную плату за все время вынужденного прогула в размере 1,3 млн. рублей. Идрисов писал, что на суд фонд не смог предоставить даже трудовой договор с графиком работы, за нарушение которого его якобы и уволили.
В ответ на проигрыш Ольга Романова, создатель и идейный вдохновитель проекта, обвинила Идрисова в том, что он брал деньги с подопечных, что совершенно неприемлемо для этой НКО, и заявила о закрытии фонда. Ну а пока фонд закрывается и решает проблемы, как она написала, "будем работать без юридического лица и без счетов. А потом что-нибудь придумаем", потому что "нельзя платить вымогателям и шантажистам". И тут же предложила всем сочувствующим переводить деньги на яндекс-кошелек, принадлежащий частному лицу.
Казалось бы, очевидная и прозрачная история. Две стороны трудового спора, одна выиграла, другая проиграла, побежденный не хочет платить победителю. Похожую схему с ликвидацией юридического лица используют недобросовестные работодатели, когда решают "кинуть" работников. Нет юрлица — нет проблем. Но это соцсети. Как и в истории Лидии Мониавы, сторонники и жертвователи "Руси сидящей" тут же поняли, что в деле не обошлось без руки Кремля, подлых врагов и завистников, обвинили Идрисова в желании уничтожить фонд, намеренно разорив его непомерными выплатами.

Разница между "Русью сидящей" и "Домом с маяком" оказалась лишь во времени привлечения общественного внимания к ситуации. Первые подняли шум, проиграв суд, вторые устроили публичную истерику до. Акценты же были расставлены совершенно одинаково. Как и выбраны виновные. Не менеджмент сделал ошибку, которая дорого обошлась организации, а доносчики в одном случае и злокозненный истец в другом. Дайте денег, дорогие жертвователи, помогите НКО выжить среди врагов и подлецов.

По закону за все, происходящее в БМЧУ "Детский хоспис" отвечает его главный врач Григорий Климов. В том числе и за выявленные ошибки и недочеты. Но не виноватый он, со слов Лидии Мониавы "главная сестра, которая всем этим занимается, второй месяц лежит по больницам", пока десятки других сотрудников пишут ненужные отчеты для проверяющих органов. "Доносчики" — вот кто крайний.


( Collapse )

Я оказалась в числе найденных врагов из сектора.
Посмела на своей странице негативно высказываться в адрес кумира и писать, как выглядит на сторонний взгляд переживание ужаса в прямом эфире спустя месяц после событий, его вызвавших? Получай! Пусть все видят, что бывает с теми, кто не в ногу, кто не за добро!



Историческая справка

Впервые посты Лидии привлекли мое внимание зимой 2014 года. Главный онколог Владимир Поляков на пресс-конференции заявил, что сборы на инкурабельных детей дискредитируют российскую медицину. Представители НКО творчески подошли к интерпретации его слов и вместо спора с цифрами в руках начали вспоминать конкретные случаи, когда у нас не смогли, а там обещали спасти. В частности, Лидия Мониава рассказала об истории Насти Терлецкой . Но, как и в "сборочном посте на неправедный штраф", она забыла упомянуть, что Настя являлась гражданкой Украины, то есть в России ребенок фактически получал лечение как медицинский турист, а волшебный английский врач Стергиос Захарулис не обещал девочке ничего, кроме лечения с неблагоприятным прогнозом. Как и российские врачи. В феврале 2014 года Лидия Мониава приводила в пример имена четырех детей, в отношении которых прогнозы российских врачей были якобы ошибочными. Двое из них скончались к лету того же года. То есть фактически эта история иллюстрировала правоту слов Владимира Полякова о массовых сборах на инкурабельных пациентов.

Несколько лет спустя случился громкий скандал с открытием пренатального хосписа. Рассказывая о своем новом проекте, Лидия Мониава написала пост, в котором крайне эмоционально определяла прерывание беременности по медицинским показаниям как "разрывают ребенка в утробе матери" и всячески давила на эмоции, превознося идею рождения заведомо нежизнеспособного ребенка как идеальный выбор для женщины. Я не знаю женщин, шедших на прерывание беременности с радостью, особенно если будущий ребенок был желанен и запланирован. Игра на чужих эмоциях в столь тонкой сфере совершенно недопустима и аморальна. Для самой Лидии "разрывают в утробе" лишь буковки на экране, благодаря которым можно собрать пожертвования, для женщин же, прошедших через это и сделавших сложный выбор, — ретравматизация и воспоминания о пережитом ужасе, боли и полной беспомощности. И среди постоянных жертвователей хосписа, постоянных читателей фейсбука Лидии Мониавы точно были женщины, прервавшие беременность по медицинским показаниям.

Этим летом я написала несколько текстов, один из которых лег в основу заметки на Ридусе. Последней каплей, вызвавший взрыв негодования, похоже, стал разбор манипуляций из сборочных постов о визите в хоспис несуществующего Госнаркоконтроля (и раз, и два).

На странице Мониавы ее через комментарий называют "святой", и стоит лишь усомниться или задать вопрос, как ее верные подписчики всей толпой набрасываются на человека, обвиняя его в хейте. Дальше следует молчаливый бан от хозяйки блога, и публика может безнаказанно оскорблять "неверного", считая, что он не отвечает из трусости. Возможно, именно такой забаненный, не получив ответов от Лидии Мониавы на беспокоящие его вопросы, решил задать их компетентным органам. Раз слова автора блога вызывают сомнения, пусть специалисты проверят, все ли в порядке с ребенком, понимает ли его опекун свою ответственность в полной мере.

продолжение следует
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая

Двойные стандарты и другие актуальные методы в борьбе за справедливость

Кривые зеркала

Если посты Лидии Мониавы и комментарии к ним читать, не включая эмоции, то можно увидеть мигрирующие ЭПИ приступы, появляющиеся и исчезающие по воле автора и в соответствии с логикой сюжета. Публика беспокоится, что полет на вертолете повредит ребенку? Ближайшие родственники Лидии в ответ на прямые вопросы утверждают, что приступов давно нет. Прошло время, публика все забыла? Сама Лидия пишет, что они часто, но это ничего страшного, "сироп за щеку и приступ пройдет". Также тексты женщины характеризуют частые прямые манипуляции с фактами. Театр вдруг оказывается старой библиотекой, спектакль с песнями Галича — действом 16+ с матом и политикой, на которое ребенка 12 лет в принципе не должны были пускать. Лидия жаловалась, что ребенка на весь спектакль предлагали засунуть в гардероб, но выяснилось, что этого вообще не было. Обычный класс обычной школы, за учебу в котором так билась Мониава, превратился в ресурсный и не подразумевающий освоения школьной программы даже в минимальном объеме. Ровно таким, о котором ей сразу писали подписчики. Ребенка забирают из интерната, чтобы защитить от угрозы ковида — и тут же ведут в толпу, берут путешествовать, катают в метро и отправляют в школу, как выяснилось из последних постов, "спать", потому что до самого последнего времени он вел ночной образ жизни вместе с опекуном.


( Collapse )

Доверию к рассказчику подобные метаморфозы не способствуют. По сути перед читателем оказывается литературное произведение по мотивам реальной жизни. Но авторы повестей и романов не собирают деньги своим героям и не просят помочь с покупкой вещей, ремонтом новой квартиры или бытовыми нуждами, ссылаясь на созданную ими вторичную реальность.

Безусловно, опекун ребенка в праве писать посты, фантазировать и организовывать жизнь ребенка по своему желанию. Но читатель тоже в праве на оценки и реакции. Мониава пишет, что пожертвования упали из-за ее постов про Колю. Отписка от пожертвований оказывается вполне логичным решением: если глава крупного проекта столь ловко манипулирует фактами своей частной жизни, выдавая художественный вымысел за реальность, читатель ее блога может заподозрить, что человек манипулирует не только ими. И решить, что не стоит тратить время на выяснение, если нуждающихся в помощи вокруг много.

Так же небрежно, как к фактам своей частной жизни, Лидия относится и к комментариям людей, пришедших в ее блог. Рассказывая о них журналистам, она делает акцент на травле и хейте. Люди пишут, что Коле опасно быть на митинге, некомфортно в обычном классе общеобразовательной школы, переживают, как скажется на его здоровье полет на вертолете — Лидия говорит, что они не желают его видеть рядом. Можно обвинить этих людей в травле, можно назвать со страниц СМИ хейтерами и переврать их комментарии, написанные с искренним беспокойством за чужого ребенка, выставленного на показ в сети, но в итоге они проголосуют рублем и уйдут. Поспорят, покричат, поймут, что их мнение тут никому не интересно, а они лишь топливо для раскручивания скандала в СМИ — и отменят постоянные пожертвования. Причем сделают это молча, посмотрев, как именно сторонники Лидии и она сама защищаются от выдуманных врагов.

Черный воронок

К осени история с сережкой забылась. У соцсетей короткая память, месяц большой срок, три — практически вечность. Но Лидия Мониава решила покатать Колю на вертолете и отдать в ближайшую школу (в обычный класс к ровесникам!), чтобы учитель на уроке русского мог одновременно объяснять здоровым детям про деепричастия, а с мальчиком заниматься невербальной коммуникацией. Комментаторы блога женщины попытались было объяснить, что идея "а учитель химии объяснит, чем теплое отличается от холодного" не имеет никакого отношения к инклюзии, и рассказать о своем реальном опыте обучения детей с особыми образовательными потребностями или работы с ними в качестве учителей в России и за рубежом. Их проигнорировали. Опекун упорно не хотела слышать о ресурсных классах, образовательных маршрутах, специальных школах и дефектологах. Советы, как записать ребенка в школу, тоже пришлись не ко двору. А в "Коммерсанте" за выходные вышло три больших материала, из которых люди узнали, что они, оказывается, просто не хотят видеть Колю рядом и завидуют, что он летал на вертолете. И это не единственное издание, написавшее о том, как бедного Колю не пускают учиться.

На этом терпение некоторых читателей ее блога закончилось. Кто-то написал заявление в опеку с просьбой проверить действия приемной матери. И к женщине "пришли".

К этому времени в соответствии с Постановлением правительства РФ 423 от 18.05.2009 "Об отдельных вопросах опеки и попечительства в отношении несовершеннолетних граждан" опека должна была посетить ее несколько раз. Через месяц после приема в семью, через три и через полгода. Но, похоже, чиновники сочли, что общие правила неприменимы к публичной персоне и ограничились чтением ее фейсбука. Во всяком случае, следов предшествующих посещений в постах Лидии нет. Как и для родителей детей с эпилепсией, у опекунов и приемных родителей в бытописаниях Лидии оказался свой триггер. Адаптация ребенка в семье — это длительный и сложный процесс. И чем меньше нагрузки на его нервную систему, чем меньше раздражителей, тем легче он проходит. С осени 2012 года перед тем, как взять ребенка из детдома, люди обязаны пройти школу приемного родителя. И, в рамках подготовки, им обязательно рассказывают о необходимости ограничения социальной жизни на время адаптации. Впрочем, никаких нарушений чиновники не нашли, о чем и отчитались на сайте Департамента труда и социальной защиты. Возникает вопрос: проверили бы условия жизни Коли без этого заявления?

Через два месяца, 28 ноября, Лидия Мониава впрямую свяжет свои посты про Колю и заявление в МВД, приведшее к октябрьскому внеплановому визиту проверяющих органов в хоспис. Более того, она заявит, что точно знает, кто "доносчик". Ее поклонники тут же вспомнят о статье за "заведомо ложный донос", забыв, что она в принципе не применима, если при проверке нарушения были обнаружены. Раз Мониава пишет, что хоспис проверить проще, чем попасть к ней домой, и боится за него и за себя, значит, угроза реальна, жертвой "доноса" станут невинные дети.



Формулировки поста были таковы, что даже профессионалы из Радио Свобода прочитали его как: "в хоспис бедной Лидии ворвались в субботу рано утром, накануне дня рождения" . Что уж говорить об обычных читателях. Через два дня СМИ сообщили, что проверка состоялась за месяц до панического призыва о помощи.




продолжение следует

Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая

Двойные стандарты и другие актуальные методы в борьбе за справедливость



10 декабря состоится "суд над Детским хосписом за ошибки в журналах учета лекарств". Так определила предстоящий процесс по делу об административном правонарушении соучредитель и директор по развитию детского хосписа "Дом с маяком" Лидия Мониава. За несколько дней до этого она рассказала о своем ужасе от внепланового визита проверяющих, страхе попасть в тюрьму, поделилась ожиданиями, что хоспис и вовсе закроют и объяснила происходящее доносами со стороны сотрудников других НКО.

Женщина попросила поддержать хоспис финансово, раз весь происходящий ужас, к несчастью, совпал с днем ее рождения. Только она забыла упомянуть, что:
1. проверяли хоспис месяц назад;
2. дело уже передано в суд;
3. по вмененной статье организации грозит приостановка деятельности максимум на 90 суток, а не насовсем.
Пост был крайне эмоционален и неоднократно редактировался. Люди, читавшие его через несколько дней, могли не понять причины острой и резкой реакции увидевших его в первые часы после публикации. В нем Мониава уверенно заявила, что причиной и доноса, и визита стали посты с описанием ее жизни с приемным ребенком. Вот с этой истории и начнем.

Сережка для инвалида

Весной этого года Лидия Мониава взяла под опеку Колю, ребенка с множественными пороками развития. Он слеп, страдает от множественных эпилептических приступов, практически неподвижен, неспособен к какой-либо коммуникации и к контролю тазовых органов. Насколько он осознает себя и происходящее вокруг — совершенно непонятно. Решение было довольно внезапным, озвученная цель звучала четко — спасти ребенка от заражения коронавирусной инфекцией в стенах интерната, где он находился. "Из-за того, что один за другим двое детей тяжело заболели, мы подумали, что если сейчас ничего не сделать, многие могут умереть", — так описывала Лидия Мониава причины, по которым решила забрать Колю. Планировалось, что речь идет о временном семейном устройстве, но, освоившись, Лидия решила, что справится с ребенком и дальше. Тем более что хоспис предоставил ей няню на пять дней в неделю. Так что Коля остался с ней.

Лидия Мониава много писала о своей жизни с ребенком, делилась сложностями и победами. Первое время она имела безоговорочную поддержку подписчиков. Но, некоторое время спустя, многие решения женщины вызывали недоумение у мам с такими же тяжелыми детьми. Например, решение несколько дней не давать Коле сильное обезболивающее несмотря на то, что ребенок испытывал страдания. Или разговоры о самостоятельной жизни Коли после совершеннолетия. Ведь взрослые люди живут отдельно от родителей, чем он хуже других.

Взорвалось общество после двух почти совпавших событий. Лидия взяла Колю на несанкционированный митинг в поддержку Кирилла Серебренникова и "Седьмой студии" и вставила Коле сережку в ухо. На фоне изначальной идеи спасти тяжелобольного Колю от ковида и летних коронавирусных ограничений решение посетить с ним место массового скопления людей смотрелось странно. И, ладно бы, речь шла только о несоблюдении эпидемиологических ограничений. Любое несогласованное политическое мероприятие несет в риски столкновения с полицией. Дети, беременные и инвалиды эффектно смотрятся в качестве пострадавших, но решение привезти маломобильного гражданина на такой митинг воспринимается обществом крайне неоднозначно. Тем более, что в силу своего состояния Коля не может иметь политической позиции и внятно ее озвучивать.



Сережка стала последней каплей. Комментаторы Лидии и дискутанты в соцсетях раскололись на однозначно одобривших это решение и категорически с ним не согласных. Первые утверждали, что если приемную маму радует сережка в ухе подростка, то и пусть, он все равно ничего не понимает, а ей радость и ресурс. Вторые доказывали, что раз Коля не способен выразить своего мнения, то не стоит проводить косметические операции без медицинских показаний. Для родителей детей с эпилепсией эта история тоже стала триггером. Посторонние предметы в ухе могут вызывать приступы. Лидия не раз писала, что у Коли их семьдесят-девяносто в сутки. И сама мысль, что кто-то рискнет здоровьем ребенка ради красоты, вызвала настоящий ужас у этих мам.



Столкновение двух этик

На наших глазах произошло столкновение двух этик. По одной из них законный представитель ребенка имеет право делать с ним все, что хочет. По второй любой человек имеет право на телесную неприкосновенность. Нет желания или согласия на ту или иную манипуляцию, это не связано с медициной и не оговорено законом? Значит, — руки прочь. Мог Коля сознательно выразить желание проколоть ухо? Не более, чем женщина, находящаяся в коме, хотела бы увеличить грудь, сделать тату или проколоть пупок. И да, в этой системе координат обрезание новорожденного мальчика или прокалывание ушей новорожденной девочке тоже насилие над ребенком.

В мировой практике вопросы о границах допустимого в отношении недееспособных людей широко обсуждаются. Чаще в поле зрения СМИ попадают случаи, касающиеся сексуальной неприкосновенности и права на личную жизнь.
В 2010 в США разразился скандал. 46-летняя профессор этики Рутгерского университета в Ньюарке Анна Стабблфилд призналась, что состоит в связи с мужчиной с множественными нарушениями развития и даже собирается уйти к нему от мужа. Ее возлюбленный 35-летний афроамериканец Диман Джонсон был неподвижен, не способен к коммуникации с внешним миром и не контролировал свои тазовые функции. С точки зрения штата он обладал интеллектом трехлетнего ребенка. Все, что он мог, это смотреть мультики и разглядывать лампочки на потолке. Профессор Стабблфилд учила его невербальной коммуникации. В какой-то момент женщина решила, что между ними есть особая связь и реализовала ее посредством орального секса. Результатом стало обращение опекунов Димана в полицию, обвинение Анны в действиях сексуального характера. Профессора Стабблфилд приговорили к 12 годам тюремного заключения.



Сексуальное насилие это крайняя форма нарушения телесной неприкосновенности. Но уважение к чужим личным границам начинается с мелочей. С личного выбора, прокалывать ли уши. С удобной, а не только эстетичной, одежды. С права на покой, когда человеку физически плохо. При таком отношении кажется совершенно недопустимым позволить комарам кусать не способного самостоятельно почесаться ребенка ради "новых ощущений" и говорить над ним (а не с ним) о его возможной близкой кончине.

продолжение следует

Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая

#деньвкартинках
Знаете, товарищи, 26 ноября это какой-то отдельный день календаря. Прямо день прорыва инферно в мой фейсбук, можно сказать. Вот все тихо, тихо, а 26 ноября - бум! И взрыв.
И ноябрь двадатого года не стал исключением.
И, что отдельно прекрасно, одни и те же спасюки умудрились два раза дать инфоповод.
Я просто перечислю истории.
15 год
1. Тройняшки Филипповы. Им Русфонд помог с лечением в Германии, они огояделись, поняли, что возвращаться очень не хотят и... сделали из Русфонда злодея года, мечтающего вернуть крошек в руки врачей-убийц и жалеющего два миллиона евро для самой больной крошки.
( Collapse )
2. Группирова Синяева-Гезалов-толпа спасюков продолжили свою отчаянную борьбу с государством за передачу крайне собирабельного Матвея (ребенок получил страшные ожоги в роддоме) Наталье Тупяковой и 25 ноября Женя Беркович выложила пост, из которого можно узнать, что у потенциальной опекунши нет жилья (и спасюки обещают в течение года собрать на него деньги и купить) , нет работы (и спасюки нашли, куда положить ее трудовую книжку), лечить ребенка планируется тоже за счет сбора. Короче, помогите победить злое государство, добрые люди, такой ребенок в недрах больницы пропадает и не знает материнской ласки.
Ну а 26 ноября товарищи спасюки начали выяснять, кто из них больше герой и больше спасает невинного крошку. Короче, кто получит славу спасителя и процент организатора помощи.
( Collapse )

Я много писала об этой истории в ЖЖ по тегу #непрощайматвей
16 год
1. Матусенка, она же Елена Живова, широко на тот момент известная в узких кругах радикальная борцыца с абортами и джинсоманками, поделилась с широкой общественностью сакральным знанием, что постом и молитвой можно подностью излечить ребенка от СД.
( Collapse )
2. Очередные лохи с ППЦНС собирали на регенерационную клеточную терапию.
( Collapse )

17 и 18 год прошли, можно сказать зря, зато в 19 случился еще один прорыв инферно.

Муж Маши Силаньтевой решил объявить крестовый поход #бнк. Пикантности его святой борьбе придавал тот факт, что его жена в это время умирала в реанимации новосибирской больницы. Что делает настоящий мужчина, когда его любимая умирает? Правильно, срется в интернете и доказывает, что он героический герой. Ну а то, что он за год до этого повесил на едва вышедшую в ремиссию жену двоих малолетних детей, все домашнее хозяйства да еще и истерики катал, что она как-то плохо шуршит, это не считается. Как и то, что когда она начала жаловаться на головные боли и усталость и захотела пораньше пройти проверку, уговаривал ее потерпеть до назначенных врачами сроков. Уговорил. Подождали. Итог был немного предсказуем.
Тут я повешу ссылку, а не скрин, я к записи документы прикладывала.

И вот двадцатый год. И кого же мы видим на арене? Правильно, Ольгу Синяеву! Она рассказывает, как катастрофично влияет на решение молодого человека то ли нажраться, то ли обкуриться, то ли нанюхаться, то ли все вместе травма детдома, полученная в раннем возрасте, и мерзкий характер юных ветренниц, не отвечающих взаимной любовью на страдания юноши. И живописует, как юные ветренницы подбивают юношей воровать у бабушек фамильные драгоценности и сдавать их в ломбард. Ведь если сдать туда фамильное кольцо за сотни тысяч рублей, то у левушки будут самые красивые в мире ноготочки.

( Collapse )

Не отстала от Ольги Синяевой Лида Мониава и добавила красок в этот хмурый день
Она Коле работу нашла.

Она работу для Коли нашла.
Оставим в покое вопрос, как именно 12-летний Коля может работать, если ТК разрешает трудовые отношения с 14 лет.
Может ли Коля выразить свое отношение к работе и выразить осознанное согласие на ту или иную деятельность?
Ответ очевиден.
Нет, не может.

То есть любая работа в его исполнении будет принудительным трудом.
Так что Мониава у нас не только врет на каждом шагу. Она еще и в рабовладельцы метит.
А это уже УК РФ, статья 127.2, пункт 2(б), от трех до десяти лет.

Интересно, как громко будет верещать Мониава, если директор некоего ПНИ или ДДИ отправит своих подопечных работать в подсобном хозяйстве этой же организации?
( Collapse )

Да это не день. Это праздник какой-то!

Как правильно просить помощи в замкнутом сообществе.

В первой части я рассказала, как по-разному общественники спасали наркоманку Крис и бездомную Оксану от последствий их жизненных выборов.

Во второй части я описала реакцию участниц закрытых фем групп на эти истории.

В третьей части мы поговорили, как же гарантированно получить помощь и будет ли она реальной помощью.

В четвертой узнали, как стать настоящей мамой чужим детям при живой матери и остаться феминисткой.

В пятой части неленивый читатель мог сравнить отношение медийных феминисток к "своим" женщинам и находящимся вне сообщества.

А теперь будут выводы и рассказ, чем же кончились истории, упомянутые в этом тексте.



Как я упоминала выше, мы видим сообщество, участницы которого встают на защиту прав деклассированных женщин продолжать маргинальный образ жизни. Они требуют понимания и принятия от помогающих специалистов, даже если человеческое сочувствие превращается прямо на наших глазах в потакание деструктивным моделям поведения, и прямо вредит интересам третьих лиц, вынужденно участвующих в ситуации. Негативные эмоции в адрес женщин оказываются табуированы и неприемлемы под девизом женского сочувствия и сестринства, причем их выражение автоматом приравнивается к мизогинии и языку ненависти. Даже если человек, их вызвавший, в сети и группе отсутствует, прочитать и оскорбиться никак не может.
Мы видим, что членки сообщества крайне терпимо относятся к нарушениям норм морали, этики и даже закона, пока женщина использует правильную риторику для объяснения своих поступков. Если она обвиняет в своих бедах патриархат, внешний мир или неблагоприятные условия, она будет принята и понята, и не важно, насколько ее претензии и оценки адекватны. Но как только женщина начинает принимать решения самостоятельно, опираясь на свои личные силы и лично отвечая за последствия, она сталкивается с крайне резкой негативной реакцией.
Готовность поддерживать абстрактную женщину в любой творимой ею дичи, требования от внешнего мира толерантности и принятия сразу заканчиваются, как только речь заходит о конфликте "свой-чужой". Постулаты "поддержи женщину", "помоги или пройди мимо" перестают работать и приводят к защите интересов мужчины против интересов женщины.

И этих двойных стандартов в своем поведении медийные феминистки предпочитают не замечать. Как следствие, становясь легкой жертвой любых паразиток с узнаваемой риторикой и правильными лозунгами.
Эффективность? Целесообразность? Результаты? Да кому они нужны, если можно быть принятой в кругу единомышленниц и получить иллюзию, что и тебя тоже поддержат в беде.

Замечу, что сейчас у бедочек, паразитирующих на медийных феминистках, появилась новая перспективная тема для просьб о помощи. Как известно, даже перенесенный в легкой форме ковид вызывает астению и упадок жизненных сил, приносит с собой депрессию и приводит к обострению уже имеющихся болезней. При этом всем известно о сложностях в получении подтверждений наличия именно ковида. Да и не принято в сообществе, спрашивать подтверждающие документы. Верить предлагается на слово.думаю, последствия очевидны.

Чем же закончились истории, с которых я начала этот текст?



Бездомная Оксана откочевала из Севастополя в неизвестном направлении. Детей у нее больше не будет. Ее маленького сына растят родственники его отца. Асоциальный образ матери сказался на его здоровье, но все поправимо.

Подопечная Насти Макеевой привезла свою "бумажку" из Москвы, получила паспорт, ее дети пошли в сад. Она официально работает и параллельно учится на заочном на менеджера по туризму.

Через площадки по сбору вещевой и продуктовой помощи движения волонтеров "Сердце Севастополя" проходит до 40 тонн гуманитарки в месяц.
Сама Анастасия Макеева съехалась с родителями, чтобы поселить лежачих бездомных в их квартиру. Зима на носу, а обещания города предоставить помещение или помочь с устройством этих людей в богадельни так и остались обещаниями. Двенадцать практически лежачих инвалидов, живших летом в палатках при настином приюте рискуют остаться без крыши над головой, бросить их выживать на улице Настя не может.

Противостояние в треугольнике "бывшая жена - сожительница - мужчина" продолжается. Этот сериал затянется надолго. Предположу, что мужчина попытается удержать рядом новую женщину единственным известным ему способом: обрюхатив. Ну и что, что в первый раз не вышло, ему достаточно убедительно объяснили, что это бывшая жена не настоящая женщина и вообще абьюзер. Теперь точно получится, женщина же никуда не денется. И спустя время танцовщица начнет плакаться на обиды уже от нового мужа и попытается получить материальное вспомоществование на реабилитацию от последствий семейной жизни. Да и все мы знаем, что беременность может окончательно подорвать и без того слабое здоровье, а на маленьких детей подают лучше, чем женщинам под сорок.

Жертва ПТСР делится с друзьями подозрениями, что у нее ковид, очень переживает о сложностях взятия мазка в поликлинике и перспективах заразиться в процессе. Она давно вошла в роль, пандемя не кончится еще долго. Как показывает американский опыт, за счет сознательной инвалидизации ребенка жить можно и после совершеннолетия дитяти. Освоболительной трагедией заканчивается незначительный процент таких историй.

Кристину можно поздравить. Со слов волонтеров, ее опекавших, женщина уже год как чиста и не употребляет. В общем-то, это отвечает на вопрос: "почему полтора года назад никак не получалось съездить в Сергиев Посад". Тяжело что-то организовать и спланировать, если человек в любой момент времени может оказаться в невменяемом состоянии. И сказать об этом прямо тоже нельзя - образ хрупкой жертвы жестокого общества рассыпется, как карточный домик.
Женщина переехала в Рязань, закончила курсы маникюра, нашла свое женское счастье и новую любовь. Она весьма активна в соцсетях, постит фотографии и рассказывает о сложностях лечения ноги, собирает материальную помощь на личные нужды. С фотографий на нас смотрит большеглазая юница, что еще раз подтверждает истину: от работы кони дохнут.
Волонтерка, ей помогавшая, тоже часто вешает свою карту в сеть, потому что зарплата в фонде, где она работает, слишком маленькая, и ей не хватает.
Отношения с сыном-инвалидом Кристина не восстановила, алименты нна его содержание не платит. Зато женщина теперь консультирует других нуждающихся, отчего сердечко волонтерки бьется быстрее и растекается лужицей самого сладкого сиропа (с).